ВЗГЛЯД ПРОХОЖЕГО
Очерковые заметки
Часть 1. Прогноз погоды
Алматинское лето длинное, но укоротить его могут поездки, например, в центральную Россию в конце августа, когда полоса дождей по всему фронту, как пообещал улыбающийся синоптик «Прогноза погоды», — событие вполне естественное. Вылетев из ночного +25, пришлось окунуться в московское +9, но это ни сколько не изменило намеченных планов.
Итак, первым по списку значился «Синий троллейбус».
— Как, вы не знаете что это такое? — удивлённо спрашивала я у прохожих около троллейбусной остановки рядом с гостиницей «Пекин». Но, видимо, холод и специфика мегаполиса не отражались радостью в лицах замороченных делами людей, и ровно по расписанию, в 11.45 – на остановке притормозил действительно Синий троллейбус. Улыбающиеся, светлые люди вывалились дружной гурьбой из него, и ведущая-вагоновожатая Татьяна Маталина пригласила, вжавшуюся от промозглости в воротники, кучку будущих пассажиров. В салоне на нас смотрели со стен троллейбуса фотолица Окуджавы, Кукина, Клячкина, Аграновича. За микрофонами восседали участники песенного маршрута – дружелюбные Христианова и Григорьев. Двери закрылись, и — поехали! Садовое кольцо, пролагая путь рассказами ведущей, как будто стало шире от шарахающихся, удивлённых, и уже привыкших за три года существования субботнего маршрута, прохожих, до чьих ушей доносились звуки песен из уже ставшего нашим, троллейбуса.
— Здесь проходил по своей ежедневной дороге от работы до дома и обратно Булат Шалвович, здесь, за поворотом вы можете увидеть угол дома, где завораживали собравшихся первые кухонные посиделки с участием Юрия Визбора…, — вещала Татьяна, и ей вторили песни исполнительского дуэта.
Песенный час пролетел незаметно, наполнив новыми впечатлениями, и энным количеством фотографий, сделанных из окна троллейбуса.
До следующего, мною запланированного мероприятия, оставалось пять часов, и прогулка по последнему дню московского августа ни сколько не мешала моим планам.
Александровский сад, библиотека им. Ленина, Красная площадь – всё стояло на своих местах, как и в прошлый мой приезд, и потому могло удивить только какой-либо новизной. И ею стали танцующие пары пенсионеров, не взирающие на моросящий дождь, и размеренно отчеканивающие на «раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три»… Оркестрик дополнял духовыми звуками шелестящее ветками дерев пространство и как будто сильными долями тактов вкрапливался в раздуваемый напротив Вечный огонь.
Следующим пунктом уходящего дня было посещение бард-кафе «Гнездо глухаря». В программе — вечер памяти Юрия Визбора. Но моей задачей было не только насладиться творчеством, но и сравнить работу нашего алматинского бард-кафе и московского. Конечно, самым главным отличием было то, что мы арендуем лишь один день в неделю, что, несомненно, не идёт в сравнение с полностью предназначенным помещением для бард-концертов «Гнезда глухаря». Кого здесь только нет в программах – и московские авторы, и питерские, и авторы-исполнители зарубежные, и, в нашем понимании, мэтры – Вадим и Валерий Мищуки, Михаил Кочетков, Вероника Долина, Александр Суханов, Сергей Матвеенко, Борис Кинер и Михаил Цитриняк, Тимур Шаов, и другие, не менее хорошие и любимые авторы. Мы тоже имеем возможность пригласить любого, и приглашали уже – Алексея Иващенко, Алексея Брунова, поэта Ирину Алексееву, поэта и художника Александра Макаренкова, но, кроме гонорара, нам приходится оплачивать неблизкую дорогу, разделённую границей государств, и эта внушительная сумма уже заглядывает в наши карманы – организаторов, т.к. никакими билетами не окупается. Но это детали. Атмосфера наших вечеров мне показалась более тёплой. У нас каждый четверг собирается до ста человек, из которых процентов шестьдесят завсегдатаев, и правила общения во время исполнения песен не нарушаются активным поеданием пищи и питием, что, напротив, бросилось в глаза в Гнезде. Но и это детали…
Вечер был информационно-интересен. Выступление Татьяны Визбор, внуков Юрия Визбора – Юрия младшего и Варвары, Дмитрия Антоновича Сухарева, Андрея Крамаренко и Юрия Рыкова – всё было настоящим, хотя уже и складывающимся в легенду. Надышавшись песнями прошлого века, мы вместе с любезно согласившейся проводить меня спутницей, отправились в сторону Киевского вокзала, делясь впечатлениями и особенностями воззрений на весь этот огромный мир под названием «авторская песня».
Промозглый ветер пытался внести свои коррективы, но изменить в худшую сторону наших ощущений не смог.
Часть 2. Всемирный БардТур-2008, или Тишина.
Как оказалось, в Коктебеле, действительно, всего две улицы, и заплутать среди них просто невозможно. Добравшись до места встречи, окунувшись в знакомства с организаторами Слёта – семьёй Аршиновых – Светланой, Стасом и их детьми, мне уже с первых минут показалось, что я почти дома, среди своих. Лакмусом на эти ощущения у меня с некоторых пор стала…тишина взглядов. Да, именно по ней я определяю наличие комфортности. Если мне легко молчать с человеком, значит он свой, если же что-то напрягает – значит, пойду я, пожалуй, куда-нибудь…
Вечерний концерт «Визитная карточка» мог дать единственную возможность, чтобы тебя услышали, и, ох, как не хотелось спеть что-то не то. Но так уж повелось с грушинского фестиваля, что моей визиткой стала хулиганская «Походка Люськи», да-да, та самая, которую Дмитрий Бикчентаев окрестил без моего спросу Цыганочкой, а Эдуард Филь решил, что меня теперь можно переименовать в Люську. Но я уже привыкла к переименованиям, и ещё одно не могло испортить ни моей репутации, ни меня саму. Но вот несерьёзность песни настораживала, и я напросилась прочесть перед ней серьёзное стихотворение. Контраст был настолько явен, что я чувствовала, какая тишина создала тот самый комфорт среди слушающих. Так «Луговой клевер» и «Походка Люськи» стали моим самоопределением для участия в программах Слёта.
Стас предложил войти в Совет Слёта, а у меня и не было аргументов для отказа, и каждое утро мы обсуждали прошедший день, намечали планы для предстоящего.
Коктебельская земля знакома именем Максимилиана Волошина не только в литературной среде. Волошин был художником, краеведом, критиком и вдохновителем многих произведений художников, прозаиков и поэтов. Это благодаря ему мир узнал о Марине Цветаевой, ещё девятнадцатилетней девушкой приехавшей в Коктебель, но уже вступившей в пору Поэта. В его усадьбе гостили и подолгу жили Сергей Эфрон, Осип Мандельштам, художники К.Петров-Водкин и П.Кончаловский, Михаил Булгаков, Михаил Пришвин, А.М.Горький, Александр Грин, Илья Эринбург, Алексей Толстой…Бытует мнение, что сам Волошин не смог открыться в полный творческий рост из-за суеты вокруг его дома. Но ни в коей мере, ни одним намёком он не давал понять, что хотел бы уединения. Многие мои современники уже прочувствовали на себе, как влияет хорошая творческая обстановка на формирование творчества. Как много значит питающая умы среда. Как много можно сделать, когда рядом соратники. В свои институтские годы на филологическом факультете мне приходилось лишь заочно восторгаться атмосферой, созданной такой величиной, как Волошин. Но дальнейшие знакомства с личностями Евгения Курдакова, Евгения Зинина дали мне понять, что всё в наших руках и только от нас с вами зависит – враждой, завистью или творчеством мы наполним свою жизнь.
Концертные программы каждого дня были насыщены. Моё короткое выступление длиною всего в пятнадцать минут прошло уже во второй вечер. Так много хотелось сказать, и так мало было дано времени. Из-за волнения (которое, впрочем, присутствует всегда перед выступлением) спела не то, что планировала…И потом уже, анализируя, в сотый раз ругала себя, что надо бы найти время и скомпоновать 15-20 минутки с разным настроем, и не отступать от намеченного, не быть зависимой от взглядов слушателей, и не допускать оплошностей, ставя рядом песни одной тональности и однотипные рисунки аккомпанемента… Приятствовали лишь слова Алексея Гомазкова и Юлии Зиганшиной, что это был глоток свежего воздуха.
Непременным пунктом моих планов было посещение могилы Максимилиана Волошина. И в этом мне очень помогли мои алматинские друзья – Сергей и Наталья Неверович. Они превратили своё путешествие в Коктебель в настоящее приключение, отмотав шесть тысяч восемьсот километров на автомобиле. Их младшие дети – Катя и Никита – были безумно счастливы, и каждый по-своему: Катя, потому что она, на границе своего пятилетнего возраста, ещё не осознавала что это такое, а Никита, потому что ему повезло продлить школьные каникулы почти на целый месяц. Купание в Чёрном море оказалось менее интересным, чем в чистом бассейне, поэтому дети остались на базе, а мы поехали посетить святое место.
Для своего вечного пристанища Максимилиан Волошин выбрал самую высокую возвышенность в окрестностях Коктебеля. Сюда он любил приходить при жизни, равно как сюда же любил приводить своих друзей. И перед смертью просил похоронить его именно здесь – на вершине горной гряды Кучук-Энишар, неподалёку от мыса Хамелеон, а ещё — не сажать деревьев и цветов на могиле. Так уж повелось, что на могилу Волошина нужно приносить свитки со стихами и морскую гальку. Условность, но сколько в ней смысла. Как будто мысленным разговором с поэтом и просто человеком ты наполняешь эту тонкую полоску пространства, расположенную между небом и землёй. Природой созданный каменный диван располагает к молчаливому созерцанию. В этом природном кресле сидела Марина Цветаева…и Сам. А рассматривать отсюда было что! На уровне глаз – любопытные чайки, ниже – дороги, блуждающие по мелкосопочнику, а ещё ниже и до самого далёкого поля обозрения – море. Вот оно – бескрайнее, переходящее в дымку, и сливающееся с небом. Справа очень хорошо видна цивилизация курортного городка, а слева – заливы, пологие косы берегов, ещё не тронутые урбанизмом, и виноградные гряды, издали кажущиеся плюшевым ворсом, слегка вздыбленным над землёй.
Солнце начинало свое ежедневное отдаление, и мы спустились в город.
Зелёная зона Слёта бурлила дневными мероприятиями, и я успевала принять участие в концерте Светлого юмора, организованного Алёной и Гариком Лимоновыми. Но хотелось тишины, и, именно поэтому, я отделалась коротким четверостишием и таким же коротким четырёхстрочным собственным ответом на уже ставшую сериальной третьяковскую песню «Тюбик». Лимоновы сочли это очень удачным ходом, но мне просто хотелось тишины. В голове крутились стихи Марины Цветаевой:
Вы, идущие мимо меня
К не моим и сомнительным чарам, —
Если б знали вы, сколько огня,
Сколько жизни, растраченной даром,
И какой героический пыл
На случайную тень и на шорох…
И как сердце мне испепелил
Этот даром истраченный порох…
1913
и:
Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я, что я – поэт….
…разбросанным в пыли по магазинам
(где их никто не брал и не берёт!)
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черёд.
Коктебель, май 1913
А вечером мы вместе с Валерой Леонтьевым (не путайте этого хорошего барда из Казани с его однофамильцем!) вели концертную программу с участием замечательных бардов – Евгением Бачуриным, Морисом Синельниковым, Борисом и Галиной Вайханскими, Алексеем Морозовым, Екатериной Болдыревой. Были и сюрпризы, заранее приготовленные гупертал-генератором Слёта – Стасом Аршиновым. В этом день состоялось открытие фестиваля «Мамакабо» и почётные гости фестиваля Роман Ланкин и Ирина Сурина наполнили вечернюю программу яркими голосами и несомненным профессионализмом. Провели мы этот вечер в форме достархана, покрывая головы всех выступающих тюбетейками и создавая обстановку домашнего уютного вечера.
Семь дней Слёта пролетели, как один. И сейчас, распаковывая эту спрессованность событий, её упругость, хочется не упустить самого главного. И, пожалуй, главным событием для меня стало тёплое знакомство, с тихим уютом взглядов с Александром Моисеевичем Городницким. Его слова в отношении моего творчества и его пожелания – это ли не благословение на творческую дорогу, в которой:
Когда-нибудь я выучу урок,
И научусь быть доброй, и устами
Твоими мне расскажет Бог
Что станет с музыкой и нами.
Когда-нибудь настанут времена,
И, восхищаясь слогом мирозданья,
Поможешь ли ты камни мне собрать,
Летящие к Икару вечной тайной.
Когда-нибудь… О, боже мой, когда?
Упрёками пронизанные на/сквозь,
Над жизнью, как уставшая пчела,
Наполним мёдом жалящие краски.
И будем петь когда-нибудь, когда
Развеет ветер песню над долиной.
И будет, будет несказанно длинной
Нас всех заполнившая тишина.
Часть 3. Самовар, ружьё, тульский пряник и Ясная поляна.
От Коктебеля до Тулы мы ехали дружной певческой компанией, стянувшейся со всего состава поезда в купе последнего вагона. Всего сутки отделяли Чёрное море и столицу самоваров, ружей и тульских пряников. Здесь меня уже ждали к вечернему концерту, который состоялся во Дворце развития детского творчества. Добрые мои, гостеприимные туляки, если бы была у меня возможность отблагодарить вас по-настоящему, я бы…заказала золотой рыбке, чтобы минули вас проблемы, чтобы радовал вас каждый приходящий день, чтобы здоровье не убывало, а врачи, несмотря на это, получали хорошую зарплату, чтобы песни Оли Соловьёвой звучали не только на вашей городской площади, чтобы….
Пожалуй, это единственный город, из которого люди едут со знаковыми подарками. Для меня этими подарками стала экскурсия по городу с заездом в почти пригород – Ясную поляну.
День выдался солнечный. Ещё не тронутая желтизной и ветреными поклонами знаменитая берёзовая аллея гордо приветствовала гостей. Иначе и быть не могло, ведь ровно сто восемьдесят лет назад родился человечище, чьим именем гордится Ясная поляна – Лев Николаевич Толстой. Сюда, на поклон к писателю приехали со всех уголков мира – там и там слышалась иностранная речь. Дружелюбные рукопожатия и открытость улыбок, казалось, ещё больше освещали этот ясный день.
Писательские чтения открыл праправнук Владимир Ильич Толстой, ныне директор музея-усадьбы Ясной поляны. Говорить о своём великом прадеде ему приходится часто, но в речи не было и тени искусственности. Каждую фразу он выносил из глубины своего переживающего за всё происходящее сердца. И вторили ему выступавшие писатели, поэты и критики – Павел Васильевич Флоренский, Тимур Зульфикаров, Виктор Иванович Лихоносов, Виктор Потанин, Пётр Краснов, Алексей Варламов. И каждый говорил о писательской боли, недопочитаемости, недовостребованности творчества великого человека.
И вспомнилась мне «зелёная палочка», о которой я читала в детстве, и о которой накануне моего отъезда напомнил наш знаменитый земляк Валерий Фёдорович Михайлов. Заветная зелёная палочка, на которой написан секрет счастья жизни. Она где-то здесь зарыта братом Льва Николаевича, и отсюда, из этих мест раздаются теперь отголоски этого секрета:
— Надо жить по совести…
— Толстой – «косматый», «колючий» человек, его прямое обращение к совести делает его избирательным…
— Это писатель органического дара…
— Без ёрничества, почти каждым произведением он заглядывает в глубину себя и постоянно задаётся вопросом – зачем он это делает…
Зачем я пишу эти заметки? Мне хочется, чтобы читающие их захотели увидеть то, о чём я пишу – моими ли глазами, своими ли путешествиями, но непременно обращаясь к глубине смысла всего происходящего вокруг, ведь жизнь наполняет нас встречами не просто так, а ради более наполненного интересного завтрашнего дня. Пусть в этом «завтра» будет и степень познания, и удивление, и восхищение, и тогда обязательно найдётся место творчеству – в поэзии, музыке и просто взгляде прохожего.
Вета Ножкина, Алматы,
30 августа – 15 сентября 2008 года.