В году нынешнем на Крещенье погода маялась, словно не зная, что ей такое сотворить, чтобы спокойную и размеренную жизнь Алматы всколыхнуть, потому только ночью,
напослед после обряда, вцепилась в землю морозцем. Сковывая и обездвиживая почву,
обнесла она округу снежком, выбелила крыши и взялась коркой на потеплевших вканун
деревьях. А они, было, уже принялись выпускать новую силу – расправив и вытянув ветки
к пригревшему солнцу.
Вот такая ныне зима – усолнценованная. Роман у неё, ишь, с солнцем.
Что-то и не припоминается подоба. А впрочем, как припомнить, ежли зима у меня здесь, в
южных широтах Казахстана, всего лишь пятнадцатая по счёту. А до того – суровый
климат Востока, близкий к Сибирскому так сковывал по январю, и февралю особо, что
дыхание через варежку замирало. На ресницах иней слипнется волосками, накрашенными
ленинградской тушью, той, что прежде чем намазать, послюнявить надобно. Щёки стянет
до красноты – аж кажется, вот-вот хрустнут и надтреснут, если притронешься. Даже
взгляд холодеет. Хочется быстрее в тепло. Потому сощуришься и бежишь, глядя себе
под ноги.
А над Иртышом пар стоит, но и он замер. Узкой обечайкой по кромке льда, в самом центре реки, бурным течением несётся вода – сопротивляясь, ворча. По бокам-то живой воды скована сила её.
Кое-где рыбаки осмелели, в прорубях улова ждут. А сами-то будто домики
заиндевевшие: кто под полушубком, кто под старым бушлатом, а кто и палатку из плёнки
соорудил. Вдоль реки – тишина. В мороз мало кто из детишек рискует на санках кататься.
Только по дороге изредка проезжают автобусы да такси – куда-то спешащие, жизнь
везущие.
И там вдалеке, в мареве снежном дымкою завешена линия соединения гор и неба,
слившихся в перламутре просвечивающего сквозь завесу солнца.
А здесь оно далёкое для зимы – отринутое. Яичным желтком повисло над городом – вот-
вот вытечет.
М-да… Воспоминания куда ярче прежнего. На то она и жизнь, меняющая времена года,
города, страны, взгляды, отстукивающая время в нас – наших лицах и помыслах.