Она и они.
По фильму Виктора Косаковского «Беловы».
О чём человеческая забота? Выжить.
Человек города. Человек деревни. Человек Бразилии, Гаваны, Индии, России… Делит ли нас природа рождением: у истока ли большой реки, в степи или у подножия гор? Две ноги, две руки наши на виду. Мысль вот только разнится… Запрятана она в рисунке мозга человека – у кого меж скал, у кого – в поле открытом… Но каждому уготовано быть. В бытие этом и герои фильма Виктора Косаковского «Беловы».
Но фильм не о них. Фильм документального содержания – о человеке.
Плетутся деревенскими пейзажами индийские напевы — на фистуле, на миксте, на деланном сопрано. Скрипочка, флейточка трепещут. Русская глубинка, и — выход на большую воду, большой город, на планету. И переход на широкое пространство сделан режиссёром во время модуляции в музыке – случайно ли? – переход. Нет, это не о переходе.
Она и они. К себе она, порой, в третьем лице. Корова – «доченька моя». Гонит нелюбимых. И любит этих нелюбимых. Вот такая вся её любовь – нелюбимая.
«Живём у начала реки».
«Судьба вся перековырялась».
Дыхание её тяжёлое, с песней вперемежку… (как снят звук, если на большом расстоянии? Не в студии же озвучивали? Ведь фильм, предполагаю, не нашего десятилетия. Не «пойду» читать о нём, пока своё не рассмотрю).
«Посиди со мною рядом, ягодиночка моя, чтобы сердце не болело у тебя и у меня» — то не просто песня её, боль её.
«Не ругай меня, мамаша, что я хлеба много ем…» — туда и сказ о том, что замуж идти хотела за другого.
Где-то деланно, показно: — Ты зачем меня сымаешь? — уговор же был.
И пьяный брат Михаил, разглагольствующий. «Для кого-то я хороший, для кого-то враг…».
И оба порознь. Баба – во дворе. Мужик в доме. Издревле-то наоборот было.
У неё работы невпроворот – огород, картоху копать надо, а тут собака сбесилась, прилипла к ежу заблудшему. И они будто все друг друга понимают: собака, корова, бык, ёж, мураши, и она.
А он всё в дому. Братец. Разглагольствует:
— …Знаешь, тебе дана одна единственная жизнь…Тебя больше во втором варианте не будет…Так неужель ты ради кого-то родился? Ты в одном экземпляре в мире… Что такое государство: ты да я, да мы с тобой… Мы не осознаём то, что сами себя убили…
А она всё колдошится о своём: кормит, поит животину.
И он – о своём.
На коре дерева вон сколько ям да рытвин, каждая бороздка — год, а то и более вытачивалась. Но каждая рытвинка сама по себе.
Она письмо сыну в голове да на языке, сквозь ком слёз, не раз переплетает, как писанную книгу жизни своей: «Сынушко, ласковое моё дитё…прогревай пятки… Живите дружно… А жизть-то моя – сам знаешь, здесь в письме писать не буду…».
И в Бразилии-то, и в Индии – думаешь, не об этом? Среди народа одно и то ж, одно и то ж.
И каждый ёж снова ищет дорогу к норе, к своему порогу… Гонки на тракторе-«скутере».
Единственное ожидание – дорога. Кого привезёт?
Вот и братья приехали. И спор затянули.
И конфликт уже скулы сводит. На разных языках говорят. И поучают друг друга – на разных языках. А переводчика нет. И обвиняют всё и вся вокруг. И истцы они, и ответчики они. А переводчик даже если и есть. Они его не слышат.
Он – о смысле жизни, о цели. А она – о жизни в смысле. И в лицо, в морду, и по столу, и по лбу… И тишина. В ушах тишина. А в глазах – визг, крик. Горше слёз, которые не выплакать, только выстонать. А жизнь крутится-крутится, будто лента магнитофонная, будто хоровод мелькающих дней, будто песня длинная-предлинная. Не остановить.
А в воспоминаниях: мы – мальцы – убегали в баню, когда взрослые садились за стол. Потому, как знали, что дядья напьются самогонки и обязательно драка будет. А там посуда, табуреты, скамьи – всё летит. Вестерн. Блокбастер. Вживую.
Что это? Поток сознания табурета?
Больно… Больно осознавать, что это часть нашей-моей жизни. Левиа…?
Вот родилась она, Анна, у маменьки родной – потому как роды пришли. Выросла – потому, как всё растёт: и трава, и дерево. Доченька её – коровка дойная. За неё Господа благодарит. Сын – кровинушка, оторвался, в город уехал, тольки письма ему да посылочки с прополисом и черникой слать…
Смотрю, и катятся, топорщатся по ходу фильма воспоминания. И натыкаюсь на то, что не от каждого фильма лезет наизнанку своё. Вот, от «Каци» шла работа с сознанием, и, может, подсознанием. От «Реки жизни» — выцеплялись разговоры глубокие. В «Марии» — размышления о режиссёрской и сценарной работе над фильмом.
Так и каждое произведение имеет несколько степеней подхода. Нащупывая составляющие, которые повлияют на исход рассказа, нужно определить для себя – что доминирующее: тема, идея, композиция? А второй слой текста может дать фактуру полотну. Как вот только это всё нащупать, расставить?
Вот такие размышления навеял просмотр фильма «Беловы». А ведь это Мишка Белов своим пьяными речами, среди нелепицы, выговорил, как эпиграфом к фильму: — Не троньте человека, пусть развивается… И – прав?
Куда вот только развивается? Среда… Среда – диктатор. А все желания постичь то, что находится за пределами среды, опять же ограничены рамками той самой коробочки – головы.
Одна из фраз последней недели, прозвучавшая с экрана телевизионной передачи: — Чего вы людей-то по кастам делите? – возмутила меня.
А как иначе понять, что такое «белый» и что такое «чёрный»? Кто у тебя хороший, а кто злодей…
Вот и «Беловы» — может, это они – белые, потому как определены сверху быть Беловыми.
Всё перевернули мы – люди, человеки. Молчанием своим. Неумением суть узреть. Боязнью неугодства. Вот об этом и писать. По крайней мере, честно.