Рисую детство.
На крыльце деревянная скамья, выкрашенная красною морилкой.
Куда-то ползущий по натянутым нитям вьюн, открывающий в канун моего дня рождения розовые, белые и мои любимые фиолетовые шатерки цветков. Они уже к концу июля закроются, на смену им появятся зелёные обманно-колючие шарики, которые хочется не просто потрогать, а сжать в руке… — Фф….бе…, – из лопнувшего кулька течёт вязкая вонючая слизь и два чёрных сплющенных семечка, размером с тыквенные, вывалятся под ноги. Больше не захочется любопытствовать. До сентября. Когда сочные зелёные ежики состарятся и высохнут так, что останется только тонкая сеточка, сквозь неё видны коричнево-красные семечки, цветом точь-в-точь, как скамья.
В жизни всё так же. Вначале ты зародыш, после — цветок, потом колючий, но ещё пока зелёный шарик, обмазывающий всех притронувшихся едкой слизью, а после – иссохший в паутинную сеточку, вьюн, семена которого могут и не упасть в землю, а остаться лежать на деревянной скамье, выкрашенной красною морилкой.