Вчера, 1 мая, после нескольких мучительных суток, я впервые подняла голову с подушки и смогла посмотреть в окно. Летит перхоть с деревьев (так сказал Володя) – осыпается цвет. Низкие серые тучи со стороны гор натягивают одеяло холода. Скоро ливанёт дождь. Самое время разглядеть в этом предчувствии дождя то, что произошло за последние двадцать дней.
Подготовка к комиссии на инвалидность, которую я в этом году проходила восьмой раз, начинается с первой бумажки от врача, выданной тебе на руки — и так в течение года, бумажка к бумажке. Каждый год – одно и то же. Только комиссии могут почему-то поменяться адресами, а так же врач, который готовит тебе основную форму, а ещё – диагноз. Последний обрастает подробностями, и в моём случае – что можно было бы ожидать от его особенностей, если это достаточно неприятная стадия. Но врачи, а особенно врачи инвалидской комиссии ждут от тебя доказательств, что ты выздоровел. Именно так. Какие бы бумаги ты не приносил, складывается впечатление, что они от тебя потребуют, как у выпускника-фокусника, стоящего перед экзаменаторами: – А покажи-ка ты нам, дружок, вот такую бумажку! Как у тебя её нет? Найди! Иди по городу и ищи!, — и всё так доброжелательно, с пухом в голосе, от которого у тебя першит в горле. Но ты ничего не можешь сделать.
Конечно, я немного сгущаю. Последние два года комиссия лояльна ко мне. Но до этого момента всё именно так и происходило. Им не важно – в каком ты состоянии, да и кто ты вообще. Ты – очередная жертва списка, в котором есть указанием сверху «дать государству столько-то третьих, столько-то вторых и первых групп инвалидности; сократить, вывести в категорию реабилитации, отрапортовать в цифрах о выздоровлении (общества, нации)».
Причём здравая логика для настоящего ведения пациента отсутствует напрочь. Оскоминные примеры с больными без ног и рук, от которых ждут – вдруг-да отрезанное прорастёт. Я буду о своём. Моё отрезанное – внутри. Уже как-то писала сколько и чего. Но оно же внутри! Снаружи, если ещё и с макияжем, никто из незнакомых не увидит во мне «страдалицу». Да я и не собираюсь ею быть. Смущает нить рассуждений, начиная от лечащего врача до тех врачей комиссии, с кем мне приходилось столкнуться. Она пропорциональна следующей картинке. Если у вас в машине убрать часть коробки, подрезать шланг сцепления, потом надрез обмотать китайской сваркой, потом залить масла похуже, бензина подешевле – с виду она будет, конечно, оставаться той же машиной, но поедет ли… А тут ездит и ездит. Пять отведённых лет прошло, а она на прицепе с сопровождением, но припарковалась. Это я сейчас знаю, что после пяти лет инвалидности в одной группе мне должны были по закону дать бессрочную, по-другому её называют пожизненной, но не дали. Они нашли более изощрённый ход – группу понизили до третьей. Смотрите, мол, живёт же, как-то приспособилась. Значит, выздоровела. Это с третьей-то стадией рака? Выздоровела? И я поняла в чём дело. Поставить бессрочную – значит подписать, что ничего сделать не смогли. Чтобы что? Чтобы себя осветлить, отчёты не испортить.
И во время этой третьей группы инвалидности у меня «вдруг» обнаруживаются огромнейшие «непонятно откуда взявшиеся» опухоли в кишечнике (и в забрюшином лимфаузле ), которые, на минуточку, ну не растут мгновенно, а развиваются в течение нескольких лет. Так что же было на самом деле? Ни один врач ни разу не сел со мной рядом, чтобы выстроить эту логическую схему. Всё как-то на бегу, с перепираниями, наспех. Не говоря уже о том, что интервалы между этими «заходами» к врачу тоже перестали иметь смысл. Последнее время я прихожу к ним только за очередной бумажкой. Которую пишут-пишут-пишут, меня ни о чём не спрашивая, просто переписывая предыдущие данные, иногда приписывая никчёмное «живот мягкий, кожные покровы чистые, дыхание без особенностей, стул регулярный…». Это у меня-то, с кишечными проблемами…. И встаёт вопрос: а нужен ли пациент врачам? А нужен ли диагноз врачу? Последний вопрос смешон. Диагноз врачу – это то же самое, что диагноз обществу в целом, и он один «болен».
- А что вы хотите от меня? – сказала мне как-то одна из врачей, – За такую зарплату я должна ещё все ваши талмуды просматривать?
Откровенный намёк – не правда ли?! О каких антикоррупционных комитетах речь? Вы о чём вообще! Брали и будут брать. И после того, как возьмут – станут внимательными, доброжелательными, покладистыми. Вот где актёрство и лицедейство. Не ходите в театр, люди – сходите к врачу и заплатите ему, чтобы увидеть «лицо-спектакль».
Теперь мне к моим восьми годам инвалидности нужно «выстоять» ещё минимум три года, чтобы дали бессрочную. А они есть у меня? Устала – да? Устала наблюдать за всем этим. Устала таскать с собой сумку почти в восемь кг – это если только за год, состоящую из карточек, снимков, описаний, теперь ещё и дисков к описаниям, et cetera. Ради чего? Ради официального статуса. И ради щедрых государственных ста у.е. в месяц, которых мне еле хватает на неделю, чтобы иметь основные жизненноважные лекарственные препараты.
Штиль в голове – это, поверь, такое замечательное состояние: лежишь, и видишь, и слышишь, и различаешь, и плывёшь… Вслед растворяющемуся туману, который завладел моей головой и телом (я их намеренно стала разделять) на несколько дней. А до этого бушевал шторм – с температурой под 40, которая лихорадила, ломала, выливала из всей меня всё, будто измеряя соотношения рвоты, поноса и пота, до выжимания ночью постели, снова снизив мой вес и отобрав мои силы… Наверное, таким может быть ад. В какой-то момент я даже стонала от внезапной обиды на себя – не понимая, ну, почему, почему из сотен людей, едущих в поезде, Бог выбрал для этой вирусной инфекции меня? И вдруг поняла – так Он учит меня веровать, а не верить, и идти, а не доверяться. Кто-то и назовёт это бредом, но не ты, знающий, зачем мне нужна была эта поездка. Так я, точнее, мы с Володей поехали на пэт 24 апреля. Неет, вначале поездки ничего не предвещало таких неприятностей. Нам просто нужен был результат, в виде очередной бумажки. А может это он и ослабил меня… По приезду в 6.30 на вокзале нас встретили мои давние друзья, мы съездили в милый ресторанчик, позавтракали, но главное насыщение состояло в попытке минимизировать то пространство лет, на которое мы были расставлены жизнью по разным городам, по разным обретениям и потерям. Что-то получилось соединить. И это здорово, что мы учимся это делать, когда нам уже даже не по сорок. Люся и Саша остались для меня одними из первых лучиков сохранения семейных ценностей. Наш Рейтинг – был семьёй. Уверена, у Люси и Саши получится создать в этой жизни ещё много полезного, потому что они горят, постоянно движутся, совершенствуясь, ищут, не боятся «обнулиться», и находят. Каждый человек формирует своё окружение сам. До каких добродетельных помыслов ты добрался, то тебя и ожидает – в получении новой ступеньки знаний ли, в общении. …мы вспоминали прошлое, немного итожили, делились планами. Мы смеялись, грустили, радовались… А потом они показали на небольшом квадратике пространства па танго! Я не очень разбираюсь – аргентинское, бразильское ли… но это было улётно! «Я тоже хочу танцевать танго» – подумала я, – «Это как раз один из пунктов списка того, чему я в жизни ещё не научилась».
Потом был пэт. Тебе вводят изотоп фтор18, приготовленный в соответствии твоему росту-весу. Изотоп высвечивает все твои проблемные клетки и на аппарате КТ их фиксируют. Зафиксировали. Метастазы есть.
Что ж, борьба продолжается. Причины есть. И одна из них – приблизить день, когда я станцую своё танго.