| До четырнадцати лет я чётко разграничивала «что такое хорошо и что такое плохо». Возможно, это было затянувшимся детством. Любое литературное произведение тех времён давало ответ: так поступает лжец, негодяй, а это честный человек. Правда была безоттеночная. Правда равнялась честности.
Ощущение правды и лжи начало рушится, когда я увидела, как моя близкая подруга вытерла грязные руки о выстиранное и висящее на просушке постельное бельё…
А потом наступил день, когда я впервые сказала «нет» — солгав для своего удобства, своей выгоды. И внутренне испытывала угрызения. Я переступила черту. И теперь была уже навсегда на стороне лжи, а значит лживая. Я сознательно стала идти на ложь, успокаивая себя тем, что это компромисс.
И для меня правда перестала быть равной честности. Правда – стала монументом, на который можно посмотреть, но обойти.
А потом это всё усугубилось картиной извне. Война в Афганистане. И моего двоюродного брата, которого воспитывала моя тётя одна, без мужа, отправляют туда, и он возвращается изуродованным морально. И одноклассника, тоже от матери-одиночки, — туда же. Это что – правда жизни?
Потом папку моего лишают военного билета, объявляя дезертиром и врагом. Он с сентября сорок первого по весну сорок шестого пробыл в германском плену.
А потом я писала свою неправду о правде отца. Как понимала. Но это была моя иллюзия правды:
«- Михаил Николаевич, — обратился к нему военком, к которому отца вызывали по повестке, — Положите военный билет на стол. Вот вам бумага, ручка – ответьте письменно на все мои вопросы: в каком году, каком месяце были призваны на фронт, в каком городе это всё происходило, назовите номер армии, в которую были мобилизованы…
Отец писал по памяти. И в какой-то момент потянулся к военному билету…
— А вот этого я вам делать не рекомендую…- вмешался сидящий здесь же в кабинете военкома подполковник.
Он привстал со своего места и накрыл ладонью билет.
— Вы должны назубок помнить номер своей армии.
— Так ведь…как на зубок-то, если уже и зубы все вставные? – ухмыльнулся отец.
— Вставные зубы, говорите…- и улыбнулся своим беззубым ртом, — У кого-то, работающего на Родину, средств не достаёт, чтобы зубы вставить… А у вас, значит…
Военком тоже ухмыльнулся – стиснутыми губами.
Отец записал то, что помнил.
— А ниже приписочку сделайте, — посоветовал подполковник, — Чем вы там, в плену, как вы говорите, занимались…
— Да, как и все пленные, на разные работы нас определяли…
— Так и пишите – выполнял разные поручения…
— Ну, как бы это, не поручения совсем…- возразил отец.
— Пишите-пишите…- и снова улыбнулся беззубым ртом, — И добавьте фамилии – с кем вы были в плену, может, кого из охранников вспомните…
А через два дня к нам домой пришли из военкомата несколько человек. Вручили отцу бумагу – для ознакомления, под роспись.
А в бумаге той значилось, что таким-то – таким-то предоставлены ложные сведения, что указанной в военном билете армии не существует…Что объявляется отец дезертиром. И, с учётом состояния здоровья, назначен ему домашний арест – до выяснения подробностей и судебных разбирательств. И с позором, с публикацией «Он предал нашу Родину», лишат почти всего.
Отец слёг.
Мне нравится5
15 фев 2015 в 23:30|Редактировать|Удалить |
| Online |
Вета Ножкина
А я не могла угомониться – не могла я поверить, чтобы папка, мой хороший папка был вот так опозорен.
Письма в архив Москвы, Мытищ, где формировалась армия, Симферополя – где прошёл их первый и последний бой, — ничего не дали.
И только от безнадёги я послала письмо в Германию – практически, «на деревню дедушке»… И через двадцать дней пришёл ответ, что Томилов Михаил Николаевич – был взят в плен в августе 1941 года под Симферополем, армия такая-то; рост такой-то, вес такой-то, количество зубов…
В военкомате меня встретили по-недоброму: докопалась-таки, мол.
Восстановили отца, какую-то медаль даже вручили, придя к нам домой… А папа уже не встал с постели…
В ночь с 9 на 10 мая 1996 года отца не стало».
Правда – болит. Прячет глаза. Она – с пересохшими губами и привкусом крови. Правда – по краю ходит между жизнью и… Всё, что «не жизнь» – это и есть неправда. А что «не жизнь»? Иллюзия. Наши желания, придумки.
Вот сидишь и молчишь, и мысли в твоей голове – это правда. Попробуй их, мысли, выскажи такими же… Нет ведь, приукрашиваем. Здесь и легла искренность. Ишь, как, девкой разметалась по постели. А полуправды не бывает. Честнее дать этому своё имя — ложь. Вот оно – «слово изречённое…». Приукрашивание — ложь. Правду ведь не зря называют голой. И художественный вымысел, получается, – тоже неправда.
Пока пишешь, не правя – это правда. А начинаешь «оформлять», подправлять, одевать правду в одежды – она перестаёт быть. Потому голая правда передаёт внутреннюю либо красоту человека, либо уродство его. И здесь уже не солжёшь, потому как гол и честен.
Мне нравится9
15 фев 2015 в 23:30|Редактировать|Удалить |
